Сообщений в теме: 5

[Saaddat]

Имя: Сааддат (в девичестве Аделина)
Раса: человек
Возраст: 20
Рост: 170 Вес: 60
Мировоззрение: хаотично-злое
Внешность:
Довольно высокая, хорошо сложенная и развитая девушка, обладательница соблазнительных форм, приятных и глазу, и руке, которые она не считает нужным прятать, выбирая весьма откровенные наряды. Зеленые глаза в моменты сильного волнения светлеют, обретая ненормальный изумрудный блеск. Обычное холодно-презрительное выражение придают лицу искривленные в полуусмешке яркие полные губы. Сааддат сложно затеряться в толпе, поскольку длинные, густые, рыжие волосы мало способствуют этому. Но даже этой рыжей густой гриве не прикрыть небольших аккуратных рожек, не слишком-то тонко намекающих на происхождение.
Характер: высокомерна, распутна, артистична, злопамятна. Эгоцентрик.


Теплым солнечным днем ранней осени старый лорд Ханткроун был доволен: самое то для предстоящего торжества. Не придется мокнуть под дождем, дрожать на церемонии от промозглого ветра, а потом надолго прятать гостей под крышей. А гостей будет… Пересчитывать не хотелось – много… Черт побери, столь знаменательное для богатого родовитого Сюзейлского семейства событие заслуживало природной благосклонности! Глава семейства улыбнулся, подкрутил щегольские седые усы и подмигнул зеркалу: дожил, старый, до того светлого дня, когда единственный поздний сын приведет в дом супругу.

Свадебная церемония была великолепна, подарки богаты, пиршество роскошно. И мало кто обратил внимание на бледность красавицы-невесты, а кто и обратил, так списали на излишнее волнение – шутка ли, за блестящего Даниеля Ханткроуна замуж выйти. «Вот уж повезло так повезло», - завистливым шепотком шелестело по углам. И невдомек было шушукающимся завистницам, что готова невеста руки на себя наложить.

Предсвадебная ночь была душной и Этель никак не могла уснуть. Завтра… Завтра у нее самый счастливый в жизни день, а потом… Потом новая, неизвестная и незнакомая жизнь. «Жена» - попробовала она слово на вкус – в жаркой темноте комнаты оно прозвучало странно. Девушка тихонько хихикнула и поднялась. Прошлепав босыми ногами к окну, она широко распахнула створки, впуская в помещение запах последних цветов. Платье, только вчера принесенное из мастерской, смутно белело на манекене, обещая праздник. Этель улыбнулась и крутанулась на носочках, подняв над головой руки. И застыла, так и забыв их опустить. Седой клок тумана, собравшийся в углу, дрогнул, расползся, качнулся, распадаясь, и потрясающе красивое лицо юноши словно поплыло ей навстречу. И откуда было знать юной, воспитанной в благочестии благородной леди, что скрываются за волнующим образом голова, увенчанная, словно короной, изогнутыми острыми рогами, и выжигающие душу глаза на ухмыляющейся похотливо морде дьявола. К цветочному аромату сначала добавилась легкая мускусная нотка, а затем и ее вытеснил едкий серный запах. Последнее, что запомнила Этель – это понесшиеся в бешеной карусели стены комнаты и яркие оранжево-фиолетовые пятна, вытеснившие ночную тьму.

Скандал разразился в первую же брачную ночь. Выяснив, что любимая оказалась не девицей, обманутый в лучших чувствах муж решил поначалу выставить Этель из дома, но, памятуя о положении семьи в обществе, наступил себе на горло и счел за благо сей возмутительный факт не афишировать. А что до сдержанной вежливости, сменившей искреннюю нежность в общении, так в богатых семьях этим никого не удивишь.

Лето шумело нежной зеленью, когда в семействе Ханткроунов появилось пополнение. Измученная Этель оглядывала дочку внимательно, таким болезненно-тревожным взглядом, что впору было бы забеспокоиться. Но беспокоиться было некому: Даниель ждал наследника и лишь тяжело вздохнул, глянув на малышку, а затем вышел, плотно прикрыв за собой двери. Вопреки материнским опасениям, девочка ничем не отличалась от сотен и тысяч новорожденных – ни хвоста, ни копыт, ни рогов у младенца не наблюдалось. Молодая мать облегченно вздохнула и со всей накопившейся и нерастраченной любовью и нежностью принялась растить дитя, нареченное Аделиной, то есть «благородной, доброй, возвышенной».

Бежало время, старый год сменялся новым, подросла красавица-дочка. Рыжеволосое, зеленоглазое чудо мало походило на родителей внешне, да и в характере малышки нет-нет, да и проскальзывало нечто странное. То ли с трех, то ли с четырех лет принялась малявка рифмовать строки, коими спешила порадовать родню или именитых гостей. Но стихи типа: «Обещаю доброй быть, Папу с мамой не убить» или «Оторвали кошке лапу, Кровью весь паркет заляпан» повергали слушателей в шок и вместо заслуженных аплодисментов сочинительницу ждали долгие нудные проповеди на моральные темы. Больше всех старалась привить внучке понятия о том, что такое хорошо, а что такое плохо бабушка – благообразная и все еще красивая пожилая леди Урсула. Видимо, поэтому Аделина и не плакала на похоронах, когда бабушка неожиданно для всех покинула этот грешный мир – Урсула неудачно упала с лестницы, поскользнувшись на масляном пятне, совершенно нечаянно оставленном на паркете непоседливой внучкой. А, может быть, девочка просто была еще слишком мала и потому, не совсем осознавая факт смерти, пристально, с неприкрытым любопытством, рассматривала восковое бабушкино лицо. Зато она почти искренне переживала пятью годами позже, когда всматривалась в такое же неподвижное мраморное лицо старого лорда Ханткроуна, затоптанного внезапно взбесившимся любимым жеребцом, которого Аделина всего лишь решила покормить с руки хлебом.

К пятнадцати годам юная леди Ханткроун расцвела, теперь в ней не просто угадывалась будущая красавица, теперь она ею почти была – не хватало лишь налитости в округлостях да ленивой грации в движениях. Зато высокомерной холодной наглости во взгляде позавидовала бы любая опытная светская львица. Наделенная умом от природы, она охотно и легко училась, познавая все те научные премудрости, что положены были даме ее круга. Чтение, письмо, танцы, музыка входили в круг предпочитаемых ею дисциплин, рисование и вышивание нагоняли зевоту. Резкое отторжение вызывали лишь приходившие в дом храмовые служители – от них она, к огорчению набожной Этель, норовила скрыться при первом же удобном случае. Знай матушка, что происходит с ее единственным ребенком в то время, когда остается девушка одна, без присмотра, отлынивание от встреч со святыми отцами показалось бы ей самой меньшей из проблем.
А с Аделиной было и правда неладно: с некоторых пор сначала во сне, а затем и наяву, стали посещать ее видения. Поначалу безмолвные и пугающие, запутанные и загадочные, с течением времени становились они все более захватывающими и волнующими не только кровь, но и душу.

Девушка шлепает босыми ногами по комнате и открывает окно, она улыбается. Белеет на манекене свадебное платье… Вот она вскидывает руки и кружится, а навстречу, соткавшись из седых клоков тумана, движется к ней громадный темный человек. Человек ли? Сладкий ужас явно читается на лице девушки, и тянутся к застывшей девичьей фигурке покрытые грубой чешуйчатой кожей могучие руки, чтобы подхватить медленно падающее тонкое тело…

Когда, на каком видении узнала она в девушке молоденькую леди Этель? И сколько посмотрела вариантов последовавших любовных утех? Когда впервые представила себя на месте матери? Аделина не считала. Но хорошо запомнила тот сон, когда видения обрели не только смысл, но и перевернули привычную жизнь с ног на голову.

Спектакль был в разгаре: изо всех сил старались актеры, разыгрывая душещипательную трагедию. Аделина, в атласном светлом платье, в блеске своей юной красоты и материных драгоценностей, никак не могла уловить сути. Она, похоже, единственная из зрителей, видела у края кулисы широкое просторное ложе, где дьявольский темный красавец ублажал молоденькую Этель. Этот спектакль разыгрывался исключительно для нее. Но вот один из зрителей, пьяно пошатываясь, принялся карабкаться на сцену. Ни одна голова не повернулась в его сторону и, как иногда бывает это во сне, Аделина внезапно поняла: его тоже не видят. А пьяный, оказавшийся на сцене, выпрямился и подмигнул девушке оранжевым глазом. Теперь он не был уже похож на перебравшего зрителя: молодой человек в дорогом камзоле, элегантный, важный, аристократичный, изящно отвесил девушке поклон и представился:
- Экзархал. Твой проводник и наставник, можно не любить, но перечить не советую.
И вот тут, оторвавшись на мгновение от утомленной дамы, повернулась в ее сторону рогатая голова и глянули прямо в самое сердце бездонные черные глаза. «Ты Сааддат. Его дитя», - внушал сладкий вкрадчивый голос Экзархала.

Именно он, Экзархал, когда элегантным красавцем, а когда и неприятным изнеженному взгляду чудовищем, приходил потом в видениях еще и еще. Аделина перестала пугаться, осмелела и… принялась задавать вопросы, особенно о том, о чем спрашивать в приличном обществе обычно не принято. Дьявол отвечал охотно и подробно, и уж куда доходчивее, чем могли бы ответить родные. А еще соблазнял властью, способностями великими и жизнью свободной. Взамен хотел лишь, чтоб признала, поверила. К чести Аделины, она колебалась. Но когда на прямой вопрос, заданный матери: «Кто мой настоящий отец?» та отвела взгляд и промолчала, девушка не выдержала. Могильной гранитной плитой упали на Этель Ханткроун страшные слова, навсегда разорвав ту хрупкую нить понимания и нежности, что существовала между матерью и дочерью. С тех пор Аделина перестала отзываться на свое имя, приходя в бешенство, лишь только кто-то заикался о нем, и пустилась во все тяжкие. Благородная юная дама, разумеется, не пошла жить на улицу – слишком уж она ценила комфорт и презирала всю эту бедняцкую босоту,- развлекалась она по-своему, с удобствами, и вполне безопасно для себя. А поскольку была умна, то и втайне. Первым делом рыжеволосая бестия соблазнила своего несовершеннолетнего кузена, но была жутко разочарована: то, что смог предложить ей юнец, никак не походило на рисующиеся в видениях сладкие образы. Пришлось искать мужчин постарше и поопытнее. Сааддат не была слишком разборчива – в дело годился и заезжий купец-торговец, и папашин дорогой гость, и жених накануне свадьбы. К последним она питала особую страсть и немало браков закончились так и не начавшись, когда жених исчезал прямо перед церемонией и обнаруживался где-нибудь в укромном уголке с дочерью Ханткроунов. Но терпение родителей лопнуло, когда Сааддат поймали вместе с одной из невест – обнаженные девушки так упоенно ласкали друг друга, что не сразу и заметили вошедших. На скоротечном семейном совете принято было решение отправить этот позор семьи на исправление в один из дальних храмов. Однако, у Сааддат были свои планы, а поскольку исполнилось ей уже 18, она заявила, что плевать хотела на решение родителей, тем более, что отца таковым и вовсе не считает.

- Что ты говоришь? Аделина, опомнись, - Этель попыталась утихомирить разошедшееся чадо, но лишь подлила масла в огонь.
- Сааддат, - змеиным шипением выползло сквозь сжатые в ненависти зубы. – Сааддат. Меня. Зовут. – Голос окреп и каждое слово падало каменной глыбой под ноги побледневшей четы Ханткроунов.
– Никогда больше не произносите того мерзкого имени, которым вы умудрились меня наградить.
- Довольно, - Даниель поднялся и шагнул к дочери. – Не смей так разговаривать с матерью, мерзавка. Убирайся с глаз! Вон!
- Я уберусь тогда, когда посчитаю нужным и ни минутой раньше. И не Вам меня учить, папенька, - в последнее слово она вложила столько яда, что благородный лорд не выдержал, впервые в жизни подняв руку на женщину. На свою дочь.
- Ты об этом пожалеешь, - полыхнули изумрудными искрами глаза. – Я обещаю. – И улыбнулась нехорошо, так, что ледяная рука сжала сердце. Даниель поверил – она не забудет.
Еще два года прожила Сааддат в доме, который перестал быть ей родным – девушке не были в нем рады. Но она мало внимания обращала на тех, кого звала когда-то отцом и матерью, лишь на Даниеля бросала иногда задумчивый взгляд, когда случайно сталкивалась с ним в гостиной или в столовой. Лишение материальной поддержки тоже не слишком волновало рыжеволосую, вошедшую в лучшую свою пору, красотку – любовников она выучилась подбирать не абы каких, подарками за свою «любовь» можно было жить весьма безбедно. И не прекращались «встречи» с Экзархалом, по-прежнему открывавшим ей недоступные простым смертным секреты бытия. Особенно врезался в память Сааддат один весьма примечательный их разговор:
- Научи меня! – рыжеволосая досадливо топнула ножкой: просьбы обучить ее искусству владения голосом для того, чтобы воздействовать на разум людей обычно заканчивались ничем и туманными ссылками на неведомое «потом». Не отличающейся хладнокровием и терпением Сааддат давно наскучило выслушивать невразумительные отговорки дьявола.
- Ах, как великолепна! Какая экспрессия! – Морда Экзархала закачалась и расплылась в ухмылке. – Я говорил, что ты дьявольски хороша, когда злишься? Но ты забыла урок номер 26 «Учись сдержанности». Итак, вдох-выдох, посчитала до десяти. Приступай!
Как ни раздражена была Сааддат, ослушаться наставника не посмела и принялась считать до десяти, потом еще и еще. Наблюдающий из неведомого далека дьявол усмехнулся:
- Довольно. Теперь что касается, как ты выражаешься, особых способностей. Обучить разным забавным штучкам я тебя могу, да вот ты ничего этим не добьешься. По крайней мере, до тех пор, пока не проснется твоя кровь.
- Когда? – вкрадчивый голосок девушки прозвучал разочарованно.
- Видишь ли, в тебе слишком много человека, и я не могу сказать, сколько понадобится для этого времени, - Экзархал презрительно поморщился, подарив ученице не самый доброжелательный взгляд. – Я бы вообще не стал с тобой возиться, если бы ты меня так не развлекала. Впрочем, может и вправду из тебя выйдет толк. Однако, за все в жизни приходится платить, знаешь ли. Вот как пробудится кровь, да как хвост вырастет, да копыта, чего тогда, а? – Дьявол прищурился и уставился жутким немигающим взглядом на Сааддат, которой вдруг стало не по себе.
- К-копыта, это, пожалуй, слишком, - ей понадобилось время, чтобы переварить услышанное. – А вот от рожек я бы и не отказалась, возможно.

Дьявол ехидно захихикал, пообещав учесть высказанные пожелания, и неожиданно поинтересовался, намерена ли его подопечная держать собственное обещание, брошенное в запале так называемому отцу.
- Подумай, чего больше всего боится твой лорд? Бедности? Смерти? Бесчестия? Думай, милочка, думай. И не разочаровывай меня…

Новолуние выдалось отменным: темнота, хоть глаз выколи. В роскошной, со вкусом убранной комнате едва различимым белым пятном угадывается ложе. На нем – человек. В кромешном мраке не разглядеть черт лица, но кто еще может отдыхать в покоях лорда Ханткроуна, кроме него самого? Массивная дубовая дверь открывается неожиданно легко и бесшумно, легкая женская фигурка скользит по паркету неслышно, мгновение, и она склоняется над лежащим. Шелковый шелест ночной сорочки почти не нарушает тишину, и спящий не открывает глаз. Позже, чуть позже, когда разбуженная откровенными ласками похоть вытеснит сон, он приоткроет глаза. Но увидит лишь то, что позволит ему увидеть в этой дикой темноте обычный человечий взор. «Этель?» - едва слышно шепчут губы и тут же встречают губы другие, жадные, сладкие, жаркие. Дикие, непривычные ласки пугают и сводят с ума. И нет больше сил удивляться и страшиться, есть затопляющее разум желание, есть податливое и тоже жаждущее женское тело… А еще позже, когда утомленный мужчина совсем уж готов был провалиться в зыбкий предутренний сон, она поднялась и зажгла свечи. И улыбнулась победно и презрительно, прищурив зеленые глаза:
- С добрым утром, папочка.

Даниель Ханткроун, благородный кормирский лорд, не смог вынести осознания страшного факта: он спал с собственной дочерью. Никаких оправданий он для себя не искал, да и принять бы их не смог. В то же злосчастное утро его бездыханное тело обнаружили в оружейной – Ханткроун кинулся на меч. Леди Этель перенесла сердечный приступ и едва осталась жива. Лишь Сааддат, которая на похоронах не обронила ни слезинки, по-прежнему жила в свое удовольствие. Но и над ее головой сгущались тучи: смерть Даниеля была не слишком понятной, пошли расспросы и выяснения, нашлись глазастые болтливые служанки, и гадкий слушок пополз по «друзьям семьи». Вот тут-то и припомнились похождения Сааддат, ее соблазняющие наглые взгляды и излишне открытые наряды. Медленно, но неотвратимо, одна за одной, стали захлопываться перед рыжеволосой двери привычного ей богатого общества. И как знать, к чему бы в конце концов все это привело, если бы не очередное появление Экзархала. В отличие от окружающих горожан, дьявол был весьма доволен своей ученицей и в один мерзопакостнейший дождливый день поманил девушку за собой: «Пришло время, милочка». Путешествия с Экзархалом по миру грез ее увлекали и давно перестали пугать, а потому Сааддат протянула дьяволу руку…

Улицы Сюзейла терялись и таяли в зыбкой, холодной пелене дождя. Спешащая Сааддат успела вымокнуть до нитки и мельком удивиться: как можно промокнуть во сне? Но противно липнущее к телу платье было реальным, пожалуй, даже слишком реальным. Набрякший влагой подол путался в ногах, мешая идти, и девушка, в очередной раз наплевав на приличия, подхватила юбки руками, задрав их выше колен. Дело пошло лучше – ведомая к неизвестной ей цели настойчивыми понуканиями Экзархала, она шагала и шагала по лужам, отмечала знакомые улочки и дома, пока за очередным поворотом у нее не закружилась голова. Пестый сноп обжигающих оранжевых искорок закрутил девушку в диком танце, в глазах потемнело и Сааддат медленно осела на вымытые дождем каменные плиты. Сон перестал нравиться девушке и она открыла глаза, но… Вместо того, чтобы оказаться в своей комнате, Сааддат обнаружила себя стоящей посреди незнакомой улицы. Почему? Что забыла она здесь, в этом неуютном месте? И почему она никак не может проснуться? Вопросы требовали немедленного прояснения, а потому голос ее прозвучал резко и недовольно:
- Экзархал! Какого… ?
- Добро пожаловать в Сигил, дорогая, - резкий хлопок взорвал тишину и девушка вздрогнула. – Кажется, ты хотела чего-то нового и необычного? – Дьявол появился из-за левого плеча и больно ущипнул Сааддат за бедро. – С добрым утром, милочка, хватит грез и снов, - голос напевал, издеваясь. – И рожки тебе к лицу. Будь как дома, но не забывай, что ты в гостях. Точнее, в гости ты сейчас отправишься, а у меня, прости уж, дела.

Довольно чувствительный щипок, а затем и настойчивое подталкивание к дому с низким крыльцом и запертыми дверями заставили Сааддат поверить в то, что сон действительно закончился. Рука машинально потянулась к голове…
- Вот дьявол!
Своего собственного голоса Сааддат не узнала.

// ... и да, это не все. Продолжение следует...


NWN портрет:
http://depositfiles....files/tkgf3ksph

[Ната]

Неплохо.
Причем весьма неплохо.

[U.F.Ray]

Что тогда, если не квента – по-моему суть персонажа раскрывает.

[ViK]

ДА!

[Roza]

Какая милая барышня 8-)

[Albra]

Супер! Очень классное владение словом и умение передавать оттенки эмоций, молодчина